Обет молчания - Страница 11

Ровно в 23.36.15 я должен был открыть люк. Другой попытки мне отпущено не было. Если бы машина на месте не оказалась, я просто бы свернул операцию.

23.36.13…14…15…16! Две секунды резерва. 17… Я надавливаю головой и руками, приподнимаю чугунную крышку люка, слышу урчание работающего мотора, чую запах выхлопных газов, вижу тени колес по бокам — машина надо мной, своя ли, чужая. Разбираться нет времени. Я сдвигаю крышку, тянусь руками к дну автомобиля и сразу вижу чуть — более светлый, чем окружение, прямоугольник выпиленного, высверленного, выдолбленного за эти несколько часов с помощью подручного инструмента «десантного» окна. И еще я вижу две пары устремленных в мою сторону рук. Я вытягиваю ладони вперед, и меня мгновенно втягивают внутрь, обдирая о неровные края ткань телогрейки. Еще пять секунд — закрыть колодец. Люк тихо падает на резиновую прокладку.

23.36.43…44…45. Зажигается зеленый свет светофора. Машина трогается с места. Для посторонних глаз вся эта хитроумная операция выглядела вынужденной тридцатисекундной остановкой перед закрытым светофором.

Все. Я вошел в контакт с подведомственными мне ревизорами. Они не увидят моего лица: на мне глубоко надетый колпак с прорезями для глаз. Они не услышат моего естественного голоса — я изменяю тембр. Но узнают, что отпускающий им приказ за приказом начальник не миф, а вполне конкретный, среднего возраста и среднего же телосложения, мужчина.

Это грубое нарушение устава. Несанкционированный контакт Контролера с подчиненными! Куда уж дальше! Но мне некуда деваться, мне необходима их помощь. Их замечательно устроенные электронные мозги, их опыт, их руки. Они мне помогут. Не могут не помочь!

— Поворот налево и сто километров по Северному шоссе. Без остановок, — командую я водителю. Продолжать крутить бессмысленные вензеля по городу — значит, вызывать дополнительные подозрения. Охранник пожимает плечами и делает левый поворот. На все про все у меня не более трех часов.

— Ревизия легализована. Вы вторые сутки под облавой. Результаты проверки скорее всего не соответствуют истине, — кратко излагаю я суть дела. — Считаю необходимым продублировать результат. — Технари переглядываются. Они не хотят рисковать, у них семьи, дети, зарплата. Им не так долго осталось до льготной пенсии.

— Вы не можете продлить операцию. Вы превышаете свои полномочия.

— Ответственность моя.

— Вы не можете отвечать за то, отвечать за что не уполномочены. Ваши 48 часов истекли. — Они правы, их будет взгревать начальство. А то, что за такую самодеятельность мое может загнать меня под трибунал, их судьбы не облегчит. В Конторе каждый отвечает за себя. Это правило распространяется и на прикомандированных.

— И тем не менее — нет.

Ну что ж, я был готов к отказу. Почему они должны мне доверять? Ни разу не виденный ими начальник отдает один приказ безумнее другого, заставляет угонять автомобиль, вылезает на запретную встречу чуть не из канализационного люка и плюс к тому требует помощи в каком-то совершенно непонятном, смахивающем на безумие деле. Кто здесь согласится?

— Ладно, мужики, — оставляю я начальственный тон. — Я понимаю, что перепрыгнул свои полномочия десятикратно, но четыре недели мы были под колпаком! Четыре недели мы писали туфту! У меня не мания преследования. Я знаю это точно. Я это проверил. Последние два дня я наблюдал облаву! В этом ошибиться невозможно.

Охранник мотнул головой и невнятно хмыкнул.

— Я не знаю, как вас убедить. У меня нет времени вас убеждать. Мне нужны доказательства. Мне нужна ваша помощь.

— Принятие подобных решений вне вашей компетенции.

— Послушайте, ведь я подставляюсь больше вас. Вы рискуете премией, ну, может быть, квартирой. Я — свободой. Да чего там — самой жизнью. Если здесь туфта, она все равно вылезет, рано или поздно. И тогда с вас спросят. Неужели поставленная на кон моя жизнь не убеждает вас в серьезности происходящего? — На этот раз они молчали дольше. Они считали. И все же здравый смысл взял верх.

— Вы должны обратиться по инстанции. Вы не уполномочены.

— Вы дундуки, — сказал я. — Четыре недели вам, профессионалам, терли уши, словно школярам первой ступени. Вы ничего не заметили и теперь боитесь признать это. Вы готовы подыграть чужой игре, всучив запрограммированную дезу начальству, лишь бы не потерять свой вонючий кусок к обеду и свои вонючие полтораста рублей прибавки к пенсии. Вы не технари — вы собачье дерьмо с законченным высшим образованием!

— А может… — начал один, похоже, младший из ревизоров.

— Нет! — резко прервал его другой. — Мы исполнили свою работу.

— Тогда извиняйте, — разочарованно развел я руки, вытягивая из подрукавной кобуры пистолет. — Я желал сговориться по-доброму, но, кажется, вам нагадить на наше общее дело. Извиняйте, — я показал глазами на высунувшееся из рукава дуло, — у меня нет другого выхода, мне нужны доказательства.

А тебе, — обратился я к водителю, — одну руку завернуть за голову и засунуть под воротник, другую держать на баранке. И очень попрошу, без патриотизма. Надеюсь, как профессионал, ты понимаешь, что пальба нам ни к чему.

Водитель чуть скосил глаза и согласно кивнул головой. Они не испугались — они были профессионалами. Они понимали: стрелять с бухты-барахты я не буду: не пацан-десантник, у которого палец опережает сознание.

— Я же говорил — сумасшедший, — произнес один.

— Сумасшедший тот, кто боится раскрыть глаза на очевидное, когда оно мешает его благополучию! Помочь мне вы не желаете. Прошу хотя бы снабдить аппаратурой.